Комплекс проблем, который возник в связи с конфликтом вокруг Южной Осетии в августе 2008 года, конечно, не ограничен треугольником  Россия - Грузия  - новые государства Кавказа. Ясно, что и сам конфликт, и его непосредственные и долгосрочные итоги будут еще долго подвергаться анализу и вызовут к жизни построение гипотез и возможных сценариев  развития  ситуации на Кавказе. В этом контексте сейчас, в конце года, целесообразно кратко осветить содержание конфликта и его многомерные результаты с той  позиции, которая в основу анализа ставит только ограниченное число крупных проблем. Такой подход, конечно, не исключает необходимость рассматривать массу иных, крупных и малых, концептуальных и текущих вопросов, связанных с ситуацией в Закавказье, которая сложилась после событий августа 2008 г. Но все же, на наш взгляд, есть две взаимосвязанные «мега-проблемы», значение которых не должно остаться без серьезной оценки. Это такие комплексы : 

·                          Содержание  суверенитета современной России, понимание суверенитета  руководством страны  и формирование  отношений  с новыми  республиками (Южной Осетией и Абхазией) как отношений межгосударственных, то есть суверенных политических субъектов 

·                          Статус России  как великой державы и соответствующий этому статусу тип  поведения (модус  отношений с внешним миром).

Если сконцентрироваться на этих двух сюжетах, то тогда можно представить – в качестве теоретико-аналитического материала  – несколько важных позиций, которые в силу различных причин как-то не прозвучали в острых дискуссиях лета-осени 2008 года.  Удивительно, что эти вопросы даже остались в стороне от общего  потока комментариев  по поводу событий августа – сентября. А между тем  это ключевые сюжеты, которые  могут дополнить понимание сути конфликта вокруг Южной Осетии. Более того, содержание и ход конфликта  отражают заметные изменения  во внешней политике России и в ее положении в мире. Эти сдвиги в подходах к острым проблемам и реакция на перемены в поведении России со стороны зарубежных стран оказались связаны как  раз с «реверберациями» по поводу агрессии Грузии и жесткой ответной позиции России.

Сюжеты которые пока не получили полной оценки, на наш взгляд,  таковы.

1)      Конфликт, который Грузия пыталась разрешить силовым путем, не «придуман» и не создан Россией. Остроконфликтные отношения между грузинами и абхазами ведут свою историю не с вооруженного противоборства начала 1990-х гг,  и даже не с 1989 г. (начало волнений в Сухумском университете). Формирование структурной основы развивавшегося  в ХХ веке конфликта можно  проследить со столкновений  1918-1922 гг,, связанных с существованием недолговечной Грузинской республики и с установлением  советской власти в Закавказье ( включая и провозглашение в марте 1921 г. Советской Социалистической Республики Абхазия). То же самое касается и развития процесса политического самоопределения   Осетии. Объединяет эти события вполне четко проявлявшееся желание народов Абхазии и Осетии обрести государственный суверенитет и не находиться в составе Грузии (будь то демократической и независимой или же  «советской социалистической»).  

2)       С рубежа 1990-х годов в условиях вновь возникшего силового противоборства между Грузией и народами Южной Осетии и Абхазии  совершенно четко проявилось то же стремление отделиться от Грузии: то есть  жить либо независимой политической жизнью, либо установить межгосударственные или федеративные отношения с Россией. В этот сложный период народы Южной Осетии и Абхазии выдвигали два основных варианта собственного политического устройства. Первый -  республика в составе  СССР и равноправный  субъект процесса  обновления Советского Союза (это отражено в «Декларации о государственном суверенитете Абхазской Советской Социалистической Республики», принятой 25  августа 1990 г.  и в таких документах, как Решение 16(2)  сессии Совета народных депутатов Юго-Осетинской Советской Республики 28 ноября 1990 г. – См. «Конфликты в Абхазии и Южной Осетии. Документы 1989-2006 гг. / Составление и комментарии М.А.Волхонский, В.А.Захаров, Н.Ю. Силаев. – М.. НП ИД «Русская Панорама», 2008 .. ( Приложение к «Кавказскому сборнику»).- С.110-112; 190).

Второй вариант – республика  как  субъект федеративных отношений в рамках России (например, в  Обращении Верховного Совета Республики Абхазия к Верховному Совету РФ 23 марта 1993 г.  была использована такая формулировка : «обратиться к Верховному Совету Российской Федерации, как правопреемнику Российской империи  и СССР, с настоятельным ходатайством вернуть Республику  Абхазия в состав или под покровительство России в соответствующей международно-правовой форме» ( курсив мой – Р.С.)  («Конфликты в Абхазии и Южной Осетии…» С. 166.) Парламент Республики Южная Осетия также неоднократно обращался к Государственной Думе РФ и к президенту страны Б.Ельцину по этому поводу.  Формулировки в документах - «признание независимости и воссоединение с Россией», весьма эмоциональное - «навеки с Россией!», и  вполне прагматичное -  просьба о вводе войск  «для  защиты десятков тысяч граждан Российской            Федерации» ( последнее - март 2002 г.). ( «Конфликты в Абхазии и Южной Осетии …» -  С. 211- 220)  

3)      Так или иначе, но стремление народов Абхазии и Южной Осетии в той или иной форме выстроить дружественные  и/или  равноправные отношения  (федеративные или межгосударственные) с Россией проявлялось вне зависимости от того, какие силы находились у власти и в Грузии, и в России.   Идея о вхождении в состав России прослеживалась в декларациях обеих непризнанных республик в течение всех  1990-х  годов и в начале нового века почти вне зависимости от собственной внутриполитической конъюнктуры

(«руководство пользуется полной поддержкой народа в вопросе установления самых тесных отношений с Россией», республики существуют  « в условиях фактической независимости от Грузии, опираясь на свои силы и помощь России»). Изменялись лишь формулировки подхода к проблеме. Накануне действительно серьезного обострения осетино-грузинских отношений и угрозы применения силы Грузией ( войска грузинского МВД  были введены на территорию Южной Осетии)  -в просьбах, обращенным к России, речь шла уже о «принятии мер по защите российских граждан, проживающих в Южной Осетии» ( 5 июня 2004 г.)

4)       Ясно, что Россия не могла не реагировать на происходящие события, но все же  долгое время пыталась играть роль «доброго соседа» -  в отношении как Грузии, так и в отношении народов Южной Осетии и Абхазии. На этой основе строилась и концепция, и практика  миротворчества 1992- 2008 годов. При этом отношения с Грузией вплоть до 2008 г.  можно было назвать вполне корректными, соседскими,   межгосударственными, в основу которых был положен  принцип уважения суверенитета друг друга. Очевидно, что в середине 1990-х годов уже вполне определенно можно было говорить,  что Россия не может и не станет строить  взаимодействие с государствами –«наследниками СССР» с позиций  высокомерного патронажа, играть роль  своего рода  «старшего брата»  и требовать в силу этого особых условий  неравноправного партнерства. Это в полной мере касалось и Грузии.

5)      К сожалению, сменявшие друг друга грузинские руководители (точнее, политические режимы) демонстрировали примерно такую же степень постоянства, двигаясь  в прямо противоположном направлении. Особенно это касалось представления России как некой «темной силы», от которой якобы исходит угроза суверенитету и территориальной целостности Грузии. Уже в 1992 году глава грузинского государства Э.Шеварднадзе в письме на имя Генерального секретаря ООН указывал на то, что из России идет беспрепятственный приток военной силы и вооружений в помощь «сепаратистам» («Конфликты  в Абхазии и Южной Осетии» . С. 75), которые к тому же (по тексту постановления парламента Грузии)  при содействии  России осуществляют  «практику  апартеида и расизма»  в отношении грузинского населения в Абхазии ( «Конфликты в Абхазии…»  С . 77-80)  Формулировка  для обозначения абхазского движения за национальную независимость и благожелательного отношения России при этом была  такая:  «сепаратисты  и вступившие с ними  в альянс внешние реакционные силы и наемники ( курсив мой  - Р.С,)».

6)      Смена власти в Тбилиси и приход М. Саакашвили  не изменили отношения к законному стремлению абхазов и  осетин сохранить созданные и существовавшие де-факто независимые республики. Не изменилось и отношение Грузии к роли России в Закавказье. Однако,  новацией для Грузии в  новом веке было обретение  значительно большей поддержки со стороны США и ведущих стран Запада. Желание продемонстрировать  эффективность этой поддержки  - со стороны якобы «светлых» сил из  внешнего мира -  возросло в Грузии многократно. Силовая акция, по замыслу пестрой компании грузинских руководителей была, видимо, призвана  сразу решить массу проблем – восстановить так называемую территориальную целостность,  подпереть режим внешнеполитическим и/или военным успехом, дать новый импульс процессу сближения с НАТО и, конечно, попросить дополнительную военную и экономическую помощь и т.п. (более подробный список можно продолжить по любой  из обозначенных линий).   Не исключено также, что агрессию Грузии можно рассматривать как нечто  большее, чем исполнение обычной для малых пост-советских и недружественных России государств роли. Роль эту вкратце можно определить так:  быть источником постоянного беспокойства для российской дипломатии, вынуждающим  расходовать политико-дипломатическую  энергию нашей страны «по мелочам». Здесь у Грузии есть достойные предшественники – страны Прибалтики. Общая концепция исполнения такой роли тоже хорошо известна. 

Однако применять вооруженную силу вблизи границ России, в зоне присутствия российских миротворцев и против граждан России – это совсем другое дело. Тут нужна наглость, граничащая с иррациональностью,  и убеждение либо в полной безнаказанности, либо в том,  что дивиденды от такой авантюры многократно превысят цену человеческих жертв и материального и политического ущерба даже для самой Грузии ( не говоря уже об осетинах и, эвентуально, абхазах). Именно это и нашлось, с позволения сказать,  в политическом арсенале режима М. Саакашвили.  Однако, вопрос о плодах и дивидендах после агрессии и конфликта с Россией оказался весьма  более объемным, чем могли предполагать даже самые прогрузински настроенные комментаторы. Объем последствий  конфликта августа 2008 года вышел далеко за пределы российско-грузинских отношений.

Непосредственные  последствия для Южной Осетии и Абхазии (даже учитывая  все жертвы и необходимость долго восстанавливать социально-экономическую сферу,  да  и просто  заботиться о пострадавших людях) все же позитивные. Теперь это – вполне состоявшиеся государства. Признание их независимыми суверенными субъектами со стороны России – главное. Признают ли их другие государства – сегодня не столь  важно. Признание республик со стороны Никарагуа, ПМР  и слухи о возможных шагах подобного рода со стороны Сирии, Ливана, Ирана и даже …Сомали, конечно,  поднимают вопрос о  создании международного престижа новых государств.   Процесс признания новых суверенных республик со стороны других стран, очевидно, будет длительным и вряд ли внесет  принципиальные изменения  в повседневную жизнь населения Южной Осетии и Абхазии. А вот установление полномерных межгосударственных отношений  с Россией, экономическая и военная, политическая и  культурная помощь со стороны России – это действительно важно, уже сейчас является ключевым моментом в их развитии.

Непосредственные и долгосрочные последствия конфликта  для Грузии  пока оценить трудно. Материальный ущерб, людские потери, брошенная военная техника, да и реноме государства с импульсивно-иррациональной  внешней политикой  для режима Саакашвили  - вообще, как сегодня принято говорить, «не вопрос».  Военная и экономическая помощь со стороны США, дипломатическая поддержка почти всего Запада, как предполагается, с лихвой восполнят утраченное. 

Вот что действительно является проблемой  для Саакашвили после августовских событий, так это сохранение режима в условиях нарастания внутриполитического напряжения (активизация оппозиции, в которую вошли весьма заметные фигуры и т.д.) и перспективы принятия Грузии в НАТО. Декабрьские решения руководства Североатлантического альянса показали, что агрессия и обострение обстановки на Кавказе по вине Грузии отнюдь не стали новым импульсом к ускорению процесса принятия этой страны в мощный военно-политический блок. Непримиримость в отношении России, обвинения в «оккупации» якобы грузинской территории  вряд ли пойдут на пользу Грузии в долгосрочном смысле даже в контексте процесса вступления этой страны в НАТО.

В условиях жесткой позиции России никакая поддержка Запада  не даст Грузии возможность «отыграть назад» ситуацию и вернуть занимаемые ранее позиции (это касается и влияния  Грузии на Кавказе в целом).  Как  заметил 10 декабря премьер-министр В.Путин, Грузия своими действиями окончательно утратила шансы на восстановление  суверенитета над территориями, на которых теперь существуют де-факто и де-юре независимые государства. 

Последствия августовского конфликта  для России также многомерны. Отметим основное. Первое – страхи, что из-за силового принуждения Грузии к миру в августе и из-за признания новых государств может возникнуть какой-то «дипломатический и политический вакуум»  вокруг России оказались  мнимыми.  Никакой «новой холодной войны» не случилось и перспектив ее возникновения не видно.

Да, действительно, на нашу страну и ее руководство обрушилась буквально лавина гневных заявлений и по поводу применения силы, прямого вмешательства в  конфликт, и по поводу признания (25 августа)  двух новых государств Кавказа. Заявления официальных лиц и позиция многих политических структур  были жесткими и вполне ожидаемыми. «Неприемлемое решение» - слова канцлера Германии А. Меркель. «Решительное осуждение» действий России  - пожалуй,  наиболее расхожий термин в комментариях НАТО, ОБСЕ, ПАСЕ, официальных лиц Франции, Великобритании. Более эмоциональными были, по понятным причинам, возгласы со стороны государств  «новой Европы», прежде всего, Польши.  

Реакция администрации США была также ожидаема и понятна. «Осуждаем агрессию» и тому подобное плюс угрозы заблокировать  в ООН принятие  любых документов о признании вновь образованных государств (государственный секретарь К.Райс). Естественно, ситуация завершающего   этапа президентских выборов наложила свой отпечаток на высказывания как официальных лиц, так и кандидатов на пост президента.  Разница в подходах Дж.Маккейна и Б.Обамы  была, но существенной ее назвать никак нельзя. Разве что у Маккейна можно было наблюдать похожую на Саакашвили  иррациональность, выходящую за пределы логики предвыборных обещаний: его предложение исключить Россию из группы  G-8  прозвучало просто абсурдно. Что касается Обамы, то его высказывания вполне отвечали накалу предвыборной борьбы и вообще «духу времени» в том смысле, что отражали общее недовольство  США и стран Запада  внешнеполитической активностью России  в последние годы.  «Агрессия»,  «нарушение международного права»  - вот ключевые  термины. Обама предложил действия «жесткой и прямой дипломатии» для того, чтобы остановить «агрессию России» и   назвал нашу страну источником угрозы для стабильности на Кавказе. А предложение Обамы пересмотреть  в связи с конфликтом на Кавказе отношения с Россией в том, что  касается ее вступления в ВТО, прямо скажем,  «подкупало своей новизной».

Это вообще  можно даже рассматривать как своего рода «государственную мудрость в условиях предвыборной борьбы». Действительно - и предложение администрации об изменении внешнеполитического курса   вроде было сделано,  и было полностью неясно, какой может быть эффект от этого предложения.  Для России же вступление в ВТО и противодействие со стороны  США в форме все новых и новых условий и процедурных проволочек – вообще  не новость. Никаких изменений к лучшему в этой области и так  не предвиделось.

В связи с американскими оценками ситуации и действий России в 2008 году  любопытно вернуться к суждениям, высказанным  почти 20 лет назад. Например,  известный американский историк Джон Льюис Гэддис еще до финального,  «де-юре» распада  СССР  указывал, что при всех позитивных чертах окончание  «холодной войны» создает массу проблем – не только для всего мира, но и для России  и других эвентуальных государственных образований на территории Советского Союза. В известном смысле слова Гэддиса оказались пророческими. «Триумф либерализма  в Советском Союзе привел к кардинальным последствиям в смысле его дезинтеграции: мы становимся свидетелями демонтажа некогда могучей супердержавы. Здесь перед нами

[ американцами – Р.С.] стоит болезненная дилемма: наши сердца говорят, что стоит поддержать  стремление к самоопределению  грузин или молдаван, а то и самих русских, а вот наши головы должны думать о том, до каких пределов мы готовы наблюдать развитие этого процесса. В конце концов, и абхазы и жители Южной Осетии стремятся к независимости от Грузии, того же хотят гагаузы в Молдавии. По мере того, как центральное правительство  СССР  становится все более неуместным и власть распыляется на уровень отдельных республик и даже уровнем ниже, никто не знает, какая политическая конфигурация возникнет в будущем среди государств- наследников

[ Советского Союза], не говоря уже об их идеологической ориентации» ( Gaddis, John Lewis. The United States and the End of the Cold War. Implications, Reconsiderations, Provocations. – N.Y.;Oxford., 1992. P. 205)     

Далее. Для сравнения с позицией США отметим, что несколько  иначе прозвучало мнение  Японии по поводу событий августа 2008 г. : эта страна выразила лишь «сожаление» в связи с фактом признания Россией новых республик на Кавказе. Что касается комментариев неофициального характера, то здесь,  конечно, на поле словесных баталий вышла вся международно-политическая  журналистика  Запада. Складывалось впечатление, что на европейских просторах от Лиссабона  до Таллинна  только ленивый не участвовал в публичном осуждении поведения России.

Общий знаменатель  комментариев и дискуссий был, пожалуй, таким :  на свет извлекли и стали ( и  к месту, и особенно не к месту)  использовать все заплесневевшие мифы и стереотипы относительно  нашей страны и так называемой «русской угрозы». «Русский  медведь проснулся» - так  шведская газета Dagens Nyheter представила шедевр банальности. «Новая «холодная война»  почти началась» - этот шедевр  примерно такого же качества курсировал по большинству консервативных западных изданий. 

А так ли это – насчет «второго издания «холодной войны»? Такой вопрос  сразу же задали … и не в России. Позиция России в смысле перспективы отношений с Западом была заявлена  быстро : президент Д.Медведев сразу же дал понять , что действия России  в грузино-осетинском конфликте не  были ни ответом на провокацию, ни стремлением использовать всплеск вооруженного насилия как повод для искусственной конфронтации со странами Запада. Россия такой конфронтации не желает, однако же и не боится. Все предельно ясно.

Да и на Западе крики о скором пришествии «холодной войны» нашли довольно серьезный отпор. Министр иностранных дел Франции Б.Кушнер сразу сказал, что этот термин - «холодная война» абсолютно неуместный. Суть дополнительных комментариев западных политиков также проявилась вполне отчетливо: какое-то охлаждение   отношений между Россией и странами Запада по поводу «кавказского узла»,  ясное дело, будет иметь место, но только не в форме  возвращения к конфронтационному типу противоборства по линии «консолидированный Запад – Россия».     

Более того, после первой волны осуждения России, критические стрелы отправились  уже в адрес Америки. Как всегда, весьма  язвительно высказался в начале октября 2008 г. известный критик имперской внешней политики США Н. Хомски. По его мнению, обвинения России в нарушении международного права несостоятельны, а  призывы США неуклонно соблюдать суверенитет «всех стран» скорее смешны, ибо  касаются действительно всех – но за исключением  тех государств, в которые Белому дому «придет в голову ввести войска».

В целом же можно сказать, что для России сегодня достаточно ясно видны непосредственные итоги ее действий и краткосрочные (на ближайшие 1-2 года ) перспективы корректировки отношений с США и ведущими странами Запада по поводу новой ситуации вокруг Южной Осетии и Абхазии.

Во-первых, действительно, никакой «новой холодной войны»  не случилось и в глазах большинства западных (не говоря уже о российских) политиков такое развитие событий выглядит явно нежелательным (риторику «горячих» статей журналистов  оставим в стороне и без комментариев).

Во-вторых, после некоторого «затишья»  Россия вполне хладнокровно  продолжает осуществлять свой  внешнеполитический курс, концептуальные основы которого  сложились в 2004-2007 гг.  Например, вполне уверенно делает шаги по развитию отношений со странами такого важного региона, как Латинская Америка (результаты  визитов  президента Медведева и переговоры в Москве  в начале декабря 2008 г. показывают это весьма убедительно).

В-третьих, «кавказский эпизод» вносит изменения в отношения России с НАТО, но не отрицает возможность продолжения диалога/партнерства  по этой линии. Представитель РФ  в НАТО Д.Рогозин с этой связи не без иронии заметил, что к декабрю 2008 г. деятели брюссельской штаб-квартиры альянса явно «соскучились» по общению с ним. Дело, конечно, не только в этом, хотя перспективы отношений с России с НАТО – важный сюжет. К сожалению или к счастью, но за последние 10 лет пресловутое «партнерство»  Россия-НАТО  так и осталось на уровне, скажем так,  корректного взаимопонимания.  Какие-то особые ноты (в прямом и в переносном смысле) могло внести, например, выступление в штаб-квартире НАТО краснознаменного ансамбля песни и пляски российской армии им. А.В.Александрова  (май  2007 г.) , но общего содержания отношений России с альянсом это не меняло.  В целом вероятность того,  что  это партнерство обретет какие-то новые формы  (или, наоборот,  будет сведено  к протокольно-дипломатическому минимуму) – невелика. Судя по всему, возможные сдвиги в формате взаимодействия Россия-НАТО вообще не находятся в прямой связи с состоянием грузинско-российских отношений.   

На наш взгляд, общая картина отношений России со странами Запада к концу года с точки зрения колебаний по шкале «лучше-хуже»  радует глаз относительно незначительными изменениями. Здесь заметим, что известное охлаждение отношений с Западом наметилось значительно раньше августовских событий  2008 года. В этом смысле заметным рубежом можно считать уже реакцию на выступление президента В.Путина на конференции по вопросам безопасности в Мюнхене 10 февраля 2007 г..

В течение 2007-2008 годов дальнейшее (постепенное и  малозаметное в иных условиях)  ухудшение этих отношений можно было предполагать. Повод  для такого ухудшения мог оказаться иным, чем силовой ответ России на грузинскую агрессию, но он все равно был бы найден. Не опасаясь озвучить некий абстрактный  «гиперпессимистический» прогноз на 2009 год, можно   сказать,  что поиск таких поводов не заставит себя ждать и далее - они, конечно, найдутся. Таким  поводом  может оказаться  какой-нибудь относительно «маломерный» вопрос, а то и  вообще очередная ерунда вроде сюжета об импорте говядины из Польши или о сложностях оплаты экспорта газа в Украину, которые опять будет представлены как «энергетический шантаж» или что-нибудь в этом роде.

Более вероятно,   что  импульсом к созданию напряженности (подчеркнем - не обязательно военно-политической, а скорее политико-дипломатической) в отношениях Россия -Запад  может стать более крупный вопрос. Такой вопрос может возникнуть в связи с  «контрмерами»  Запада, как реакции на решение о  размещении ракетных комплексов «Искандер» на западных рубежах России.  К этому нужно просто спокойно подготовиться. В этом плане позиция руководства страны, да и общества в целом ясна – никакой истерики в духе худших эпизодов «холодной войны» в России не предвидится. Уже сформировалась и испытана концепция уверенных действий на мировой арене и для отказа от нее нет никаких причин.

Наконец, конкретные события на Кавказе и действия России стоит оценить и по таким позициям (это вещи вполне очевидные, но именно поэтому эмоциональные  комментарии событий  обходят их стороной). 

·                          действия России в событиях начала августа не были просто демонстрацией силы в отношение заведомо более слабого соседа (то есть не  просто

“muscle flexing” – «поигрывание  мускулами», как это традиционно принято определять для иных ситуаций);

·                          применение вооруженной силы было скорее вполне естественным  «проявлением характера»  великой державы, то есть - в условиях острой необходимости, с учетом возможностей страны и ситуационного контекста международных отношений, явно осуществленное с заранее просчитанными рисками, с взвешенным подходом к соотношению  «затраты/ эффективность». 

·                          Принуждение Грузии к миру и последующие дипломатические шаги  (август-декабрь 2008 г.) выглядят как проверка в действии того комплекса силовых и несиловых средств и методов внешней политики, которыми Россия сегодня располагает и намерена применять, определяя по собственному выбору меру сочетания силы и дипломатии внутри этого комплекса

·                          Отменить решение о признании Южной Осетии и Абхазии как суверенных государств нельзя. Это признание состоялось как  международно-политическое событие и полноту ответственности и за него как таковое,  и за его долговременные последствия Россия готова разделить с новыми государствами и их населением

·                          Заставить Россию пересмотреть свои решения и, например, вновь  «подружиться»  с Грузией  не сможет никто (вне зависимости от того, примут Грузию в НАТО или нет);

·                          Будущие события по линии Россия-Грузия можно определить так: даже в меру корректные и прохладные межгосударственные  отношения государств-соседей теперь представляются как трудно достижимый идеал (а для Грузии при условии прихода к власти рациональных и прагматично настроенных политических сил – это будет своего рода «программа-максимум», для реализации которой потребуется не один год).